«Все пройдет, все проходит когда-то // Будет год, будет день, будет миг // В одиночестве в морге вчерашний диктатор, // А теперь просто мертвый старик», — пела российская рок-группа «Порнофильмы». Видимо, музыканты хорошо знают историю: когда умирали советские лидеры, окружение чаще всего уже откровенно ждало их смерти и начинало делить портфели, «не отходя от кассы». Народ же обычно безмолвствовал. Рассказываем эти истории.
Брежнев: разговоры над неостывшим телом
После смерти Сталина фактическим лидером СССР стал Георгий Маленков, возглавивший правительство. Но постепенно реальная власть перешла к первому секретарю партии Никите Хрущеву. Тот снял Маленкова с поста премьера, а затем — после попытки переворота — со всех оставшихся постов. Но хрущевское десятилетие все же закончилось заговором и отставкой самого разоблачителя сталинского культа. И Маленков, и Хрущев умерли на пенсии, не имея власти.
В 1964-м лидером страны стал Леонид Брежнев. Точнее, первоначально речь шла о коллективном руководстве. Но опытный интриган Брежнев постепенно избавился от всех маломальских конкурентов среди партийной элиты и сосредоточил в своих руках всю власть.
В 1952-м, еще при жизни Сталина, когда Брежнев руководил Молдовой, у него случился инфаркт миокарда. Но он быстро пошел на поправку и долгие годы не жаловался на здоровье. С 1973-го у него изредка начала появляться бессонница. Евгений Чазов (возглавлял Четвертое Главное управления при Минздраве СССР, отвечавшее за здоровье советских вождей) объяснял это мемуарах «Здоровье и власть» переутомлением.
Брежнев стал принимать в большом количестве успокаивающие и снотворные средства, расшатывающие нервную систему. В 1974-м у него возникло динамическое нарушение мозгового кровообращения. В 1976-м здоровье окончательно и резко ухудшилось. Этот год стал водоразделом в правлении Брежнева: консервативного и, по партийным меркам, адекватного лидера постепенно стал сменять глубоко больной человек. Его заболевания и продолжающийся прием снотворных привел к расстройству речи (знаменитое шамканье) и утрате координации — генсек стал таким, каким его запомнили миллионы жителей СССР.
Брежнев умер тихо и спокойно. Еще 7 ноября 1982 года он стоял на трибуне мавзолея во время празднования годовщины Октябрьской революции. А в ночь с 9 на 10 ноября лег спать и не проснулся — утром, между 8 и 9 часами у 75-летнего лидера остановилось сердце. Врача на даче не оказалось (его отпустили к семье на праздники), потому охранник около часа пытался сам провести реанимационные мероприятия.
«Одного взгляда мне было достаточно, чтобы увидеть, что Брежнев скончался уже несколько часов назад. Из рассказа [охранника] Собаченкова я узнал, что жена Брежнева, которая страдала сахарным диабетом, встала в 8 часов утра, так как в это время медицинская сестра вводила ей инсулин. Брежнев лежал на боку, и, считая, что он спит, она вышла из спальни. Как только она вышла, к Брежневу пришел Собаченков, чтобы его разбудить и помочь одеться. Он-то и застал мертвого Брежнева. Вслед за мной приехали врачи скорой помощи, которые начали проводить в полном объеме реанимационные мероприятия. Для меня было ясно, что все кончено, и эта активность носит больше формальный характер», — писал Чазов.
По словам врача, перед ним встали две проблемы: как сказать о смерти Брежнева его жене, а также кого и как информировать о сложившейся ситуации. За власть в то время боролись две группировки. Во главе одной стоял Юрий Андропов — до этого он 15 лет возглавлял КГБ, а в мае 1982-го с одобрения Брежнева стал вторым секретарем ЦК, отвечающим за кадры. Фактически его назвали преемником, хотя Леонид Ильич собирался жить еще долго. Вторую группу возглавлял еще один секретарь ЦК Константин Черненко.
«Я не исключал, что телефоны прослушиваются, и все, что я скажу, станет через несколько минут достоянием либо [главы КГБ] Федорчука, либо [министра внутренних дел] Щелокова (оба ориентировались на Черненко. — Прим. ред.). Я прекрасно понимал, что прежде всего о случившемся надо информировать [Юрия] Андропова. Он должен как второй человек в партии и государстве взять в свои руки дальнейший ход событий», — вспоминал Чазов. Андропов оперативно приехал на дачу и начал действовать первым.
Ни советским гражданам, ни миру власти ничего не сказали. Лишь иностранные корреспонденты заподозрили форс-мажор, поскольку в ночь с 10 на 11 ноября в партийных кабинетах до утра горел свет. Советских граждан смутила минорная классическая музыка, звучащая по радио. На телевидении отменили трансляцию праздничного концерта, посвященного Дню милиции. Но в руководстве страны тогда было много пожилых людей, а Брежнева видели на трибуне 7 ноября, поэтому уверенности в его смерти ни у кого не было.
О смерти генсека объявили спустя сутки — 11 ноября в 10 часов утра в программе «Время». К тому времени все уже было решено. Комендант дачи, где жил Брежнев, рассказывал в интервью: «Андропов приехал, [министр иностранных дел Андрей] Громыко и [министр обороны] Дмитрий Устинов. Вот они трое стояли над телом Леонида Ильича и обсуждали тот вопрос, кто будет генеральным секретарем. Ну и вот, при мне как раз, я сидел на коленях у тела Леонида Ильича… Дмитрий Федорович, значит, предложил кандидатуру Юрия Владимировича. Вот. Ну и вот, значит, с этого момента все и пошло, понимаете. Юрий Владимирович стал генеральным секретарем».
Чазов утверждал в мемуарах, что Андропов быстро уехал с дачи, не дожидаясь других членов Политбюро, а потому вопрос решался в Кремле. Но значения это уже не имело. Андропов, Громыко и Устинов были союзниками. Именно они за три года до этого стояли у истоков афганской авантюры — вмешательства СССР в афганскую войну. За Андроповым стоял КГБ, где работала его команда. За Устиновым — армия. Поэтому уже 12 ноября, через день после смерти Брежнева, Андропова избрали новым генсеком.
«„Единогласно“. Жидкие аплодисменты, вернее, отдельные хлопки»
Андропов возглавил страну в возрасте 68 лет, будучи уже не самым здоровым человеком — у него были серьезные проблемы с почками. «Видел, как он в гостях у меня не пьет, почти ничего не ест, говорит, что может употреблять пищу только без соли», — говорил Брежнев Чазову. Но доктора поддерживали состояние здоровья лидера КГБ на удовлетворительном уровне.
Однако уже через несколько месяцев после прихода к власти, в начале 1983 года, почки у Андропова отказали. «В организме катастрофически стало нарастать содержание токсичных веществ. Особенно угрожающим для жизни было увеличение содержания калия. [Врачи] <…> приняли решение начать использование искусственной почки. В Кунцевской больнице <…> был специально оборудован отсек, в котором размещалась искусственная почка, палата для пребывания Андропова, помещения для охраны и врачей. Два раза в неделю Андропов приезжал на процедуру, и этого вполне хватало для того, чтобы полностью очищать организм от шлаков», — вспоминал Чазов.
Состояние генсека более-менее стабилизировалось. Но врачи предупреждали Андропова, что он должен строго соблюдать режим и быть крайне осторожным. Организм, почти полностью лишенный защиты, был уязвим для любых инфекций. В сентябре 1983 года глава СССР отправился на отдых в Крым. На одной из дач подготовили специальные комнаты, в которых установили аппарат с искусственной почкой.
В один из дней генсек почувствовал себя хорошо и отправился в лес, где он, легко одетый, был несколько часов. Там советский лидер простыл. К тому же он решил посидеть на гранитной скамейке в тени деревьев, где почувствовал озноб. На второй день после прогулки у него развилась флегмона (острое гнойное воспаление жировой клетчатки). Андропову сделали срочную операцию, которая прошла успешно. Но силы организма были настолько подорваны, что послеоперационная рана не заживала.
После этого Андропов больше не появлялся в Кремле и стал руководить страной из больницы. Долго это продолжаться не могло. Все понимали, что дни его сочтены. Сам генсек видел своим преемником Михаила Горбачева — своего ближайшего соратника и члена Политбюро.
«Во время пребывания Андропова в больнице каждый помощник навещал его там в строго определенный день. Моим днем была суббота. Однажды незадолго до очередного пленума ЦК я приехал к нему с проектом доклада. Андропов прочитал его и сказал: „Приезжайте ко мне через два дня“. Когда я вновь приехал, то увидел в тексте доклада приписку: „Я считаю, что заседания секретариата ЦК должен вести Горбачев“, и роспись на полях „Андропов“. А тот, кто вел заседание секретариата, всегда считался вторым человеком в партии. Получается, что Андропов хотел, чтобы полномочия второго лица перешли от Черненко к Горбачеву», — вспоминал помощник Андропова, уроженец Беларуси Аркадий Вольский.
Черненко тогда формально был вторым секретарем ЦК, но уже болел (об этом ниже).
Об аналогичных настроениях рассказывал в мемуарах и Чазов: «По-прежнему мы встречались с Устиновым и обсуждали развитие событий, связанных с болезнью Андропова. После одной из встреч с Андроповым Устинов сказал, что тот видит своим преемником Горбачева. [Он сказал:] „Да и я считаю, что это правильный выбор. Нам нужен молодой, толковый руководитель, которого знает партия. А Горбачев пять лет как уже в Политбюро, его выдвигал Андропов, и он продолжит то, что начал Юрий Владимирович. Надо сделать все, чтобы этого добиться“».
Но через неделю или десять дней Устинов дал задний ход и сказал, что нужно сообщить обо всем Черненко.
Чем же закончилась история, рассказанная Вольским? На пленуме Черненко зачитал доклад Андропова, где не было ни слова о Горбачеве. Скорее всего, именно его команда выбросила упомянутую выше приписку, понимая, что дни советского лидера сочтены. Андропов устроил разнос своим подчиненным, но поезд уже ушел.
Зимой 1984-го состояние генсека ухудшилось, 9 февраля он умер. У власти Андропов находился 15 месяцев, или 463 дня. 10 или 11 февраля к Чазову зашел Устинов.
«Всегда общительный, веселый, разговорчивый, он при встрече со мной выглядел на этот раз смущенным и несколько подавленным. „Знаешь, Евгений, — заявил он без всякого вступления, — Генеральным секретарем ЦК будет Черненко. Мы встретились вчетвером — я, [премьер-министр Николай] Тихонов, Громыко и Черненко. Когда началось обсуждение сложившегося положения, я почувствовал, что на это место претендует Громыко, которого мог поддержать Тихонов. Ты сам понимаешь, что ставить его на это место нельзя. Знаешь его характер. Видя такую ситуацию, я предложил кандидатуру Черненко, и все со мной согласились. Выхода не было“», — передавал этот разговор в мемуарах Чазов.
Его собеседник ни разу не упомянул фамилии Горбачева. Врач предположил, что Устинов понял: никто из старейших членов Политбюро того не поддержит, а потому проще предложить Черненко.
Первый секретарь могилевского обкома партии Василий Леонов вспоминал в мемуарах «Работа над ошибками», как утверждали Черненко. Белоруса вызвали в Москву, но сам он голосовать не мог (поскольку не являлся членом ЦК КПСС): «По прибытии в Москву узнал, что в кулуарах звучала фамилия Черненко, который у большинства не пользовался никаким авторитетом. Зашли в Свердловский зал Кремля. Мне досталось место на галерке, среди генералов, маршалов, командующих округами и т.д. Откровенно беседую с военными о слухах — „Будет Черненко“. Все едины в том, что это негодный, позорный вариант. Спрашиваю, кто будет голосовать „против“. Оказалось, что почти все военачальники, как и я, не члены ЦК. Некоторые же (видимо, члены) сказали: „Отсохнет моя рука, если я ее подниму за этого старика“. И действительно, никто из сидящих в этом секторе военных руки не поднял».
По словам Леонова, после того, как почтили минутой молчания память Андропова. Тихонов предложил кандидатуру Черненко: «Тут же установилась гробовая тишина, которая длилась, наверное, минуту. В это время я слышал биение собственного сердца, дыхание соседей. Тихонов спрашивает: „Кто „за“?“ Первыми стали подниматься дрожащие ручки в президиуме. Потом в центре зала робко, невысоко поднялось немного рук, не более полусотни. Тихонов быстро спрашивает: „Кто против?“, „Кто воздержался?“ „Единогласно“. Жидкие аплодисменты, вернее, отдельные хлопки».
Так страна получила нового генсека, избранного на этот пост 13 февраля, через четыре дня после смерти предшественника.
Копченая рыба и фальстарт с «членовозом»
Логика в решении Устинова была такой: мягкий Черненко — ему шел 73-й год — вряд ли смог бы противостоять настойчивому министру обороны, отвечавшему за военно-промышленный комплекс. Таким образом Устинов хотел стать правителем де-факто. Усиливалось и влияние других чиновников. Но решение было фатальным: к власти, по утверждению Чазова, в буквальном смысле слова пришел инвалид.
Долгие годы Черненко страдал хроническим заболеванием легких и эмфиземой (заболевание дыхательных путей), потому каждый год в августе отдыхал в Крыму. Так он поступил и в 1983-м. Отдыхавший там же министр внутренних дел Виталий Федорчук (к тому моменту его уже перевели в милицию из КГБ) прислал ему в подарок приготовленную в домашних условиях копченую рыбу. Вопреки правилу еду не проверили. После дегустации у Черненко развилась тяжелейшая токсикоинфекция с осложнениями в виде сердечной и легочной недостаточности. Его срочно доставили в Москву.
«С большим трудом нам удалось его спасти, но восстановить его здоровье и работоспособность до исходного уровня было невозможно. Из больницы выписался инвалид, что было подтверждено расширенным консилиумом ведущих специалистов нашей страны. В Политбюро было представлено наше официальное заключение о тяжести состояния Черненко. Так что еще осенью 1983 года (то есть до смерти Андропова. — Прим. ред.) члены Политбюро знали о его болезни», — писал Чазов. По его словам, с того времени чиновник «мог работать, только используя лекарственные средства и проводя ингаляцию кислородом. Хронический процесс в легких остановить было уже невозможно».
Тем не менее отказаться от поста генсека Черненко не захотел.
По словам Чазова, с каждым днем заболевание генсека прогрессировало. «Нарастали склеротические изменения в легких, нарушалась нормальная проходимость бронхов за счет появления в них бронхоэктазов (хронических нагноительных процессов в необратимо измененных бронхах. — Прим. ред.), нарастала эмфизема. Все это в конечном итоге приводило к перенапряжению сердца и сердечной слабости. Черненко с трудом ходил, одышка стала появляться у него даже в покое, нарастала общая слабость. Для того чтобы как-то поддерживать его состояние, мы были вынуждены и на даче, и в кабинете установить специальные кислородные аппараты».
О состоянии здоровья генсека Чазов информировал Горбачева. И по службе — как второго секретаря ЦК КПСС, и как ученика Андропова, чьим другом врач являлся. Это было важно: в момент смерти нужно было находиться в стране и быть готовым к дальнейшим действиям.
Основным конкурентом Горбачева считался Виктор Гришин, член Политбюро и первый секретарь московского горкома партии. Ему было уже 70 лет. Но элита понимала, что очередные — четвертые подряд — похороны страна не выдержит. Да и самому Михаилу Сергеевичу надо было договориться с кем-то из стариков.
Александр Яковлев, один из соратников Горбачева, вспоминал в мемуарах «Омут памяти», что к нему приехал Евгений Примаков (будущий российский премьер), а тогда коллега — оба возглавляли научные институты. Он сослался на просьбу сына министра иностранных дел Анатолия Громыко и спросил, нельзя ли провести ни к чему пока не обязывающие переговоры между Громыко-старшим и Горбачевым. У Яковлева были хорошие отношение с обоими, поэтому роль посредника пала на него.
«Александр Николаевич, — сказал младший Громыко Яковлеву при встрече, — чтобы не наводить тень на плетень, я изложу то, что сам думаю по этому поводу. Если это покажется неприемлемым, то будем считать, что я говорил только от своего имени и по своей инициативе. Мой отец уверен, что возглавить партию в сложившихся условиях может только Горбачев. Он, Громыко, готов поддержать эту идею и сыграть инициативную роль на предстоящем заседании Политбюро. В то же время отцу надоело работать в МИДе, он хотел бы изменить обстановку. Речь идет о Верховном Совете СССР».
Предложение передали Горбачеву. Тот долго думал над ответом. Наконец сформулировал его так: «Передай Андрею Андреевичу, что мне всегда было приятно работать с ним. С удовольствием буду это делать и дальше, независимо от того, в каком качестве оба окажемся. Добавь также, что я умею выполнять свои обещания».
После этого Громыко и Горбачев встретились и обо всем лично договорились.
Черненко умер 10 марта 1985 года в 19.20. Окружение Гришина надеялось, что генсеком станет именно он. Как утверждает в мемуарах Василий Леонов, этот чиновник «уже ездил в том „членовозе“ (так в народе называлась машина, на которой ездили члены Политбюро, отсюда и название. — Прим. ред.), связь с которым выведена и на управление ядерным комплексом страны».
Ночь с 10 на 11 марта ушла на интриги и перетягивание каната. На заседании Политбюро, состоявшемся в середине дня 11 марта, первым встал Громыко, предложивший кандидатуру Горбачева. Остальным пришлось согласиться. Нового руководителя утвердили так оперативно, что советские граждане прочитали в одном номере газеты и о смерти старого руководителя, и об избрании нового.
Читайте также
