Украинские военные находятся в Курской области уже больше двух недель, Кремль дал пропагандистам указку готовить население к тому, что россиянами территории потеряны надолго. При этом ВСУ продвигаются. В этой операции участвует беларусское подразделение «Тур» штурмового батальона ВСУ. «Зеркало» поговорило с его командиром с позывным Жерар, который находится в российском регионе с начала наступления. Кто попадает в плен сейчас, как реагируют местные на чужих солдат — в этом интервью.
Жерар — доброволец из Минска и экс-боец полка Калиновского. Сейчас командует беларусским танковым подразделением «Тур», которое занимается в том числе эвакуацией и ремонтом подбитой техники в составе 225-го отдельного штурмового батальона ВСУ.
225-й ОШБ до перевода в Сумскую область и наступления на РФ стоял под Часовым Яром в Донецкой области — одной из наиболее горячих точек на Бахмутском направлении.
«Нас не обзывают захватчиками или фашистами»
— Две недели идет операция в Курской области. Вы и ваши бойцы были в Судже? Как там обстановка?
— Ребята из «Тура» были. Конкретно я — нет. Наши оттуда эвакуировали технику, были, можно сказать, на окраине города. Забрали технику и уехали. Местных жителей не видели, ничего интересного не рассказывали. Но, если посмотрите наши видео, обратите внимание, что эти города и села не так разрушены, как были украинские города, когда туда заходили русские. Насколько мне известно, наши войска [украинские] стараются в городах вообще не стоять.
— Вы в целом пересекались с гражданскими? Как они реагируют на происходящее?
— В принципе положительно. Я даже сам этому очень удивлен — нет никакой агрессии, нас не обзывают захватчиками или фашистами.
— Они же не радуются, наверное, вашему приходу.
— Честно скажу — некоторые рады (смеется). Насколько я понял, они какое-то время голодали. Правда, не понимаю почему: магазины вроде бы работали… Бабулька, с которой я разговаривал, говорила: «Давно не ела нормально, денег на еду нет — пришли военные, нас поддерживают, кормят, помогают». Если честно, я не видел страха в глазах местных.
— Спрашивают, когда вы уйдете?
— Нет, не спрашивают.
— Как вы для себя это объясняете?
— Многие из этих людей родились в Украине, у многих там родственники. Мне кажется, большая часть населения [в этой части Курской области] вообще себя украинцами считает. Ну и говорят такие вещи вроде «за**ал этот Путин», много чего на него говорят.
— Встречали людей, которые за Путина и «СВО»?
— Нет. Наверное, они все убежали (смеется).
— Много ли мирных погибает?
— Я был в Ирпене и Буче, видел тела гражданских, которые лежали на улицах, — их было много. Очень много. Здесь такого не видел — ни одного тела гражданского. Так же нет и разрухи — вы можете на видео посмотреть, что города практически не тронуты.
— Много российских солдат сейчас сдается в плен, или их стало меньше?
— В последнее время мы немного брали пленных. Почему так, почему они не хотят сдаваться, я не знаю. Видимо, пропаганда [лучше] работает или подошли другие войска, у которых больше промыты мозги. Сейчас сюда перебросили самую элиту. Типа элиту. Но то, что они стянут подкрепления, начнут обороняться сильнее, было ожидаемо.
— Расскажите, как вы заходили. Была информация, что на Курское направление перебросили очень подготовленные подразделения ВСУ, но многие долгое время не знали, что операция будет связана с заходом на территорию РФ
— Да, так и есть, здесь все хорошо подготовлены. Наш батальон был первым из штурмовых, кто пробивал линию обороны. Про все эти действия я не расскажу — мы не штурмовики, наше подразделение занимается в основном эвакуацией техники. Но для нас не было неожиданностью, что мы идем в РФ, недели за две до начала операции мы об этом уже знали. А готовиться… Наш батальон боевой, с большим опытом, мы готовимся практически постоянно, поэтому учиться чему-то особо и не было необходимости.
«У нас появились первые потери»
— Чем вы занимаетесь сейчас, трофеите снова российскую технику?
— Мы не эвакуируем технику прямо с линии фронта, потому что работают много FPV (речь о дронах FPV. — Прим. ред.). Причем сейчас п***ры используют низкочастотные, а у нас пока нет РЭБа для противодействия им. Поэтому стараемся действовать аккуратно. Но эти дроны и летают недалеко — технику, которая стоит в пяти-семи км от линии фронта, не достают, оттуда мы ее и забираем.
Да, трофеим российскую, но какую именно, пока секрет. Были моменты, когда ничего не делали, ждали выезд, а иногда и по два дня не спим. Сейчас работы очень много — наше подразделение погружено в ремонты. [На эвакуацию] нашей техники немного — в основном, скажем, какие-то механические поломки: где-то подвеска вылетела, где-то масло поменять надо. А в основном на ремонт идет российская, потому что она попадает к нам в ужасном состоянии. Не в том плане, что была подбита и тому подобное. Она просто то ли не обслуживается вообще, то ли кривыми руками. Не могу сказать, что конкретно это за техника, но у них процентов на 90 все еще советское.
Ну, а в целом, мы тоже на войне — вчера подбили наш танчик, у нас в «Туре» появились первые потери: трое «трехсотых» (раненых. — Прим. ред.). Один — в крайне тяжелом состоянии (бойцы получили ранение 20 августа, интервью было записано на следующий день. — Прим. ред.).
— Что произошло?
— Выехали на работу — надо было забрать «Казак» (речь о бронированной машине. — Прим. ред.), у которого была поломка, и прилетел FPV-дрон. Наш танкист не бросил танк, как большинство людей делает при попадании, а завел его и стал уезжать. Вдогонку ему еще четыре эфпивишечки прилетело. Но он все равно вывез этот танк. Вот он сам, мехвод, не пострадал, у остальных троих ребят осколочные ранения и ожоги.
— Нужна ли какая-то помощь тяжело раненому бойцу?
— Они все сразу были эвакуированы в Украину. Дополнительная помощь не нужна — в данный момент мы со всем справляемся. Тот боец быстро точно не восстановится, но жить будет.
— Боевой дух ваших ребят это не пошатнуло?
— Нет, ни в коем случае.
— Как в России воспринимают то, что против них воюют, берут военнослужащих в плен в том числе и беларусы?
— Нас, беларусов, тут не так много — можно сказать, усиленное отделение. Но сказать, что конкретно мы принимаем участие в штурмах населенных пунктов, — нет. У нас работа — ремонт, вытягивание поврежденной техники, в редких случаях мы используем наши танки как артиллерию. Поэтому те пленные знают, что их брали в плен наши штурмовики-украинцы, а не беларусы.
— В телеграм-канале вашего подразделения было опубликовано видео, где вы учили нескольких пленных говорить «Жыве Беларусь». Почему вы так сделали?
— Это было в начале операции, те пленные — по большей части срочники и пограничники. Сейчас здесь [нам попадаются] уже контрактники, мобилизованные. Я тогда просто подошел и попросил их сказать эти слова на камеру. По желанию. Если обратите внимание, там пропаганда накручивает, что мы их заставляем, — нет, такого нет.
— Пленные — люди, которые не располагают своей волей.
— С чего вы взяли, что, если человек в плену, он уже подневольный? Он ограничен в определенных действиях, но может попросить сигарету, еду, воду, попросить сходить в туалет, созвониться с родственниками. Все это им предоставляют.
— То есть вы даете даже родственникам позвонить, поесть?
— Конкретно мы — нет. Но уже после оформления они могут спокойно попросить позвонить родным. А у нас медицинская помощь им оказывается.
— Вы не на переднем крае, но все же на фронте. Какие основные опасности сейчас для бойцов «Тура», учитывая специфику вашей работы?
— Обычно мы далеко от точек, где нас могли бы окружить, разбомбить, сильно чем-то накрывать. Для нас в принципе самое опасное — это дроны и ПТУР (противотанковые управляемые ракеты. — Прим. ред.). Обстановка всегда разная — бывает, мы забираем технику и все спокойно, а бывает, как сейчас, по нам много чего летит. В основном это FPV, ну, а птуров мы пока еще тут не встречали.
— Вам не страшно, что обнаружат вашу точку и ударят какой-нибудь ракетой?
— Страшно, конечно, как и везде. Но что делать — не воевать?
— Как близкие ваших бойцов восприняли то, что их родные участвуют в наступлении на территорию РФ?
— Вся эта операция вдохновила не только украинцев, но и беларусов. Все держат за нас кулачки. Пока в Курской области продолжается работа, мы будем здесь. Я считаю, что любая успешная операция ведет к победе.