Украина рассчитывает, что страны Запада одобрят идею создать специальный трибунал по так называемому преступлению агрессии со стороны России. Сторонники этой идеи говорят, что такой трибунал — это единственная возможность привлечь к ответственности лично Владимира Путина, пишет Русская служба Би-би-си. Но есть ли в этом смысл?
Главное зло
«Решение президента Путина нанести удар по Украине — это серьезный вызов международному порядку, установившемуся после 1945 года. Путин попытался заменить принципы самоопределения для народов и верховенства закона применением силы. Весь мир должен знать об акте агрессии, который он спровоцировал, и о зверствах, которые он организовал. Чтобы помочь отразить гнусные попытки президента Путина разрушить мир в Европе, нам пора создать специальный трибунал».
Это цитата из открытого письма, которое составили 40 известных юристов и политических деятелей из разных стран. То же самое говорят и представители украинской делегации, которая отправилась в турне по Северной Америке, а также заехала в Париж, Берлин и Лондон, пытаясь убедить страны Запада принять участие в создании международного трибунала.
Мария Мезенцева, глава этой делегации, после встреч в Лондоне сказала Би-би-си: «Мы призываем наших партнеров во всем мире присоединиться к инициативе создания специального суда или так называемого спецтрибунала — платформы для привлечения к ответственности высшего руководства России. Это и Путин, и Совет безопасности — то есть до 20 человек топовых чиновников, политиков, военных, которые планировали, осуществляли и отдавали распоряжения относительно преступной агрессии».
Агрессия — это в данном контексте не просто какое-то громкое слово, а вполне конкретное преступление. ООН определяет агрессию как применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной целостности или политической независимости другого государства.
«В свое время Нюрнбергский трибунал подчеркнул, что агрессия — это главное зло. Именно агрессия отворяет врата ада. И агрессия, в отличие от других преступлений, вбирает в себя все зло войны. Именно война является главным преступлением», — говорит Глеб Богуш, специалист по международному уголовному праву из Копенгагенского университета.
Военные преступления, в отличие от агрессии, совершаются в войнах обеими сторонами — стороны вооруженного конфликта должны подчиняться одинаковым правилам, и не имеет значения, кто обороняется, а кто — агрессор.
«Например, военные преступления, совершенные российским или украинским военнослужащими, имеют одно и то же правовое содержание, — говорит Глеб Богуш. — Но нужно понимать, в чем причина этого. Если бы не было факта агрессии, не было бы и этих преступлений. Да, они сами по себе заслуживают серьезного разбирательства и наказания, но все это не имело бы места, если бы не то, что случилось в 2014 году и получило развитие в 2022 году, а именно — агрессия».
Есть только одна проблема — на данный момент расследовать российскую агрессию просто некому.
Преступление руководства
Украина рассчитывает добиться правосудия в нескольких инстанциях.
Первая — это Международный суд ООН в Гааге. Украина обратилась туда спустя два дня после начала войны, 26 февраля. Иск был сформулирован необычно: Россия, как доказывает Украина, незаконно обосновывала свое вторжение ложными утверждениями о «геноциде» русскоязычного населения Донбасса.
Международный суд ООН, созданный в 1946 году для разрешения споров между государствами, может рассматривать дела, касающиеся международных договоров, участниками которых являются стороны. Россия признает юрисдикцию международного суда в Гааге по спорам о применении и толковании Конвенции о предупреждении преступления геноцида.
Гаага приказала России приостановить военные действия на территории Украины. Решения Международного суда ООН являются обязательными для исполнения и не могут быть обжалованы. Есть одна проблема — у суда нет никаких инструментов, чтобы добиться от государств исполнения решений. Результат очевиден — война продолжается уже десять месяцев.
Второй вариант — это Международный уголовный суд, который также находится в Гааге. МУС уже инициировал расследование военных преступлений, совершенных в Украине, причем начиная с 2014 года.
Летом этого года МУС исполнилось 20 лет. Все эти два десятилетия суд расследует самые серьезные преступления в мире — геноцид, преступления против человечности, военные преступления и преступления агрессии. Одно из главных преимуществ Международного уголовного суда — перед ним ни у кого нет иммунитета, в том числе у глав государств.
Но, пожалуй, главный минус МУС заключается в том, что он не может расследовать преступление агрессии, если обе стороны конфликта не являются участниками Римского статута — документа, который лег в основу этого органа. Ни Россия, ни Украина не ратифицировали Римский статут.
Единственный способ все-таки организовать такое разбирательство в МУС — получить согласие Совета Безопасности ООН. Но там у России есть право вето.
Получается, что, несмотря на всеобщее понимание всей тяжести преступления агрессии, нет никаких готовых инструментов для того, чтобы обвинить руководство России в развязывании войны.
Специалист по международному праву Глеб Богуш добавляет: «Преступление агрессии — это преступление руководства. За агрессию основными обвиняемыми становятся лидеры государства, которые принимали решение о совершении вооруженного нападения. Поскольку Совбез парализован из-за вето России, трибунал призван закрыть существующий пробел и дополнить МУС».
Плохая идея?
Профессор международного права центра военных исследований Копенгагенского университета Кевин Джон Хеллер говорит, что солидарен с желанием своих коллег положить конец этой войне и добиться личной ответственности для лиц, которые ее развязали. Но открытое письмо с призывом создать трибунал Хеллер бы не подписал.
«Я считаю, что Путин и многие другие высокопоставленные российские политические и военные лидеры совершили преступление агрессии. Но я считаю, что специальный трибунал — это плохая идея», — говорит профессор Хеллер.
До появления Международного уголовного суда трибуналы были способом расследовать военные преступления. Чаще всего это был сложный по организации процесс, на который тратились огромные деньги.
Но трибуналы не умерли с созданием МУС. Например, в 2003 году ООН и правительство Сьерра-Леоне создали специальный суд, который занимался преступлениями, совершенными во время гражданской войны — и спустя почти 10 лет за эти преступления осудили бывшего президента Либерии Чарльза Тейлора.
Какова вероятность того, что подобное может произойти и в случае трибунала по агрессии в отношении Украины? Если рассуждать прагматично, говорит профессор Кевин Джон Хеллер, давайте зададимся вопросом: какова вероятность, что Путин когда-либо окажется на скамье подсудимых?
«Пока что все рассуждения очень абстрактны и академичны. Вряд ли трибунал по агрессии когда-либо доберется до Путина. Как и МУС. Я бы ничуть не удивился, если бы Путин никогда не оказался в зале суда и не столкнулся с реальным судебным преследованием, — говорит Хеллер. — С другой стороны, Омар аль-Башир тоже вряд ли ожидал суда».
МУС более 10 лет назад выдал ордер на арест тогдашнего президента Судана Омара аль-Башира, обвиняемого в массовых убийствах. Только в 2020 году, через год после свержения и ареста аль-Башира, правительство Судана согласилось выдать его — но до сих пор не выдало. Пока его судят на родине за переворот 1989 года. Омару аль-Баширу сейчас 78 лет.
Пока в России силен существующий режим, эффективное расследование и приговор в отношении высокопоставленных чиновников вряд ли возможны. Но если во властной верхушке России произойдут перемены, в таком случае трибунал тоже может не понадобиться: если в России когда-нибудь установится демократический режим, вероятно, власти сами захотят выдать бывших руководителей Международному уголовному суду или даже организовать расследование на территории России.
Пиррова победа
Международный уголовный суд не выносит заочных приговоров. Это значит, что для судебного разбирательства подсудимый физически должен находиться в заключении в Гааге.
Что касается специального трибунала, то в международном праве нет положений, которые категорически запрещали бы трибуналу заочно осудить человека. Но если представить, что трибунал все-таки состоится, признает кого-то из высокопоставленных российских чиновников виновными, а спустя годы сможет арестовать этого человека, то юристы уверены, что адвокаты будут иметь основания требовать нового, очного процесса.
«В лучшем случае это будет Пиррова победа. Именно поэтому большинство ученых считает, что заочные судебные процессы имеют чисто символическое значение. Действительно, можем ли мы считать процесс справедливым, если подсудимый не присутствует в зале и у него даже нет адвоката?» — рассуждает профессор Хеллер.
Теоретически эти аргументы не являются препятствием для создания специального трибунала. Речь идет о том, что организаторы процесса должны понимать, какие последствия их могут ждать. Особенно с учетом тех затрат, которые требуются на создание новой машины правосудия.
Мария Мезенцева, глава украинской делегации, агитирующей за создание трибунала, говорит, что страны Запада задают ей конкретный вопрос: каким может быть финансирование такого суда.
«Мы даем четкий ответ, что это не стоит дешево. Но мы готовы выделять деньги из государственного бюджета и, разумеется, привлечь партнеров — без них мы этого сделать не сможем. Готовы ли партнеры к этому? Мы уже слышим положительные ответы», — говорит Мезенцева.
Такие трибуналы стоят больших денег, особенно если речь об автономной организации, говорит Селесте Кмиотек, юрист и специалист по международным судам в «Атлантическом совете».
Например, специальный трибунал по Ливану обходился в примерно 60 миллионов евро в год. Для большинства стран это мелочь, но для трибунала по Украине наверняка потребуется больше.
«Трибунал требует дополнительных затрат: его надо где-то размещать, надо арендовать здание. Нанять юристов, судей, административный персонал, рассчитать зарплаты, оплатить работу адвокатов. Так что счет будет солидный. Но хорошая новость в том, что это далеко не первый международный трибунал, и в мире уже достаточно подготовленных юристов-специалистов по международному праву, поэтому начинать с нуля не придется и такой трибунал можно организовать достаточно быстро», — говорит Кмиотек.
Совет Безопасности ООН из-за права вето у России не сможет одобрить создание трибунала, но у международного сообщества есть выход. Предполагаемый трибунал можно создать посредством многостороннего договора между государствами — как в случае с МУС. Либо трибунал можно создать в юрисдикции Украины как потерпевшей стороны, а она сможет заключить соглашения с международными организациями.
Международную легитимность такой трибунал получил бы от Генеральной ассамблеи ООН, а работать сможет и в Украине, и в любом другом месте — например, в Гааге или Нюрнберге. Но и тут не обойдется без проблем.
Сила иммунитета
Самая главная проблема, с которой столкнется любой международный трибунал, — это вопрос персонального иммунитета. В международном праве главы и высшие должностные лица государств имеют иммунитет от судебного преследования — везде, кроме Международного уголовного суда, который преступление агрессии в данном случае расследовать не может. Так на каком основании трибунал будет расследовать действия Владимира Путина?
Ответов на этот вопрос два. Один — из области права, второй — из области правового реализма, как говорят американцы.
С правовым реализмом все просто: в реальности скорее всего любой трибунал, созданный для расследования преступления агрессии, решит, что у подозреваемых нет иммунитета.
Что касается области права, то ответ не столь очевиден.
Один из сторонников создания трибунала, Ларри Джонсон, работавший помощником генерального секретаря ООН по правовым вопросам, уверен, что трибунал «явно сможет прорвать завесу неприкосновенности главы государства». По мнению Джонсона, для того, чтобы это стало реальностью, Генассамблея ООН должна проголосовать подавляющим большинством голосов.
В профессиональном сообществе уже несколько месяцев идут споры о том, какого количества голосов будет достаточно для создания трибунала. Профессор Кевин Джон Хеллер считает, что проголосовать за резолюцию должны минимум две трети Генассамблеи.
«Такая резолюция может быть принята только подавляющим большинством государств, которые представляют все уголки земного шара. И я ужасно беспокоюсь, когда вижу ученых или НКО, которые говорят: „Ой, достаточно 60 стран (из 193). Или просто — чтобы резолюция прошла“. Мне кажется, мы должны думать не только о желании привлечь Путина к ответственности, но и о прецеденте, который может быть создан таким решением», — говорит Хеллер.
Другие страны не могут не думать о правовых и политических последствиях, к которым может привести создание голосами всего 50−60 стран в Генассамблее трибунала, имеющего право лишить любого лидера государства персонального иммунитета.
Украинское общество и большая часть мира хотят наказать виновных в этой войне. Но создание трибунала, скорее всего, не решит эту проблему. Это дорогостоящее мероприятие породит много дополнительных конфликтов, будет сопровождаться бесконечными спорами в легитимности такого разбирательства, а в итоге, даже если и признает кого-то виновным, решение будет номинальным — просто на бумаге. На данный момент не похоже, чтобы кто-то из подозреваемых в военной агрессии против Украины захотел лично предстать перед трибуналом.
Символическая сила
Мария Мезенцева убеждена, что жертвы среди мирного населения Украины не должны стать просто статистикой, а Россия должна ответить за свои преступления. Но какой сигнал получит мир, если специально созданный трибунал так и не сможет в реальности привлечь никого к ответственности?
Международный уголовный суд, перед которым у руководства России и так нет иммунитета и который может расследовать военные преступления, может установить, причастны ли к ним лично Владимир Путин и его ближайшее окружение. Эксперты, с которыми поговорила Би-би-си, согласны, что даже если МУС удастся привлечь к ответственности Путина за военные преступления, это будет менее серьезным обвинением, чем обвинение в «преступлении агрессии».
«Если бы мы все были прагматиками, мы могли бы сказать, что будет достаточно любого суда, по результатам которого он окажется в тюрьме до конца жизни, — говорит профессор Хеллер. — Но, я думаю, осуждение его именно за агрессию будет иметь важное символическое значение как для международной системы, так и для самих украинцев».
Правда, профессор Хеллер предлагает отойти от концепции, согласно которой агрессия считается «матерью всех преступлений», как любят говорить на Западе.
«Мне кажется, ранжировать преступления — это не очень хорошая идея, — говорит Хеллер. — Например, действительно ли агрессия хуже геноцида?»
В отличие от преступления агрессии, дела о геноциде может рассматривать Международный уголовный суд.
Селесте Кмиотек предлагает посмотреть на трибунал под другим углом: она считает, что не нужно бояться создания прецедента в части лишения главы государства иммунитета.
«Не исключено, что в мире еще возникнут ситуации, когда мировые лидеры в силу своей власти совершат ужасные преступления, включая агрессию. Современным примером, который часто вспоминают в рамках дискуссии о трибунале, является вторжение США в Ирак в 2003 году и роль в этом таких людей, как президент Джордж Буш, — вспоминает Кмиотек. — Так что, думаю, есть смысл создать прецедент, когда страны скажут: „Нет, мы не можем это терпеть“. У лидеров же всегда будет защита в виде необходимости пройти голосование в Генассамблее ООН».
Эксперты, с которыми поговорила Би-би-си, включая тех, которые критически относятся к идее создания международного трибунала, уверены, что в том или ином виде эта инициатива найдет свое воплощение в жизни. И главная причина — это сильное желание Украины, чтобы такой трибунал все же состоялся.
Селесте Кмиотек говорит, что несмотря на то, что Путин не будет лично присутствовать на трибунале, только украинское общество может решить, хочет ли оно добиться расследования именно этого преступления: «Не стоит недооценивать символическую силу подобного приговора, пусть и вынесенного заочно».