В Барановичах начался суд над 17 политзаключенными, которых обвиняют по «народной» статье 342 УК (Активное участие в действиях, грубо нарушающих общественный порядок). Внимание правозащитников привлек способ, которым людей конвоировали в зал заседаний. На видео, опубликованном пропагандистами, они идут согнувшись со скованными за спиной руками. Кто принимает решение таким образом этапировать заключенных, как выбирается тот или иной способ и что об этом говорит закон? На эти и другие вопросы «Зеркалу» ответил представитель BELPOL Владимир Жигарь, который сам некоторое время работал в конвое.
«Поступает команда „не мелочиться“ — так они себя и ведут»
Владимир Жигарь проработал в изоляторе временного содержания в Мозыре с 2016 по 2018 год и первые несколько недель был непосредственно в конвое. После этого его перевели на должность дежурного.
Рассуждая о том, как вели людей на суд в Барановичах, экс-силовик уверен: все это скорее показательное желание причинить неудобство и запугать, чем следование нормам. Конвоирование подобным образом является самым жестким и применяется к совершившим тяжкое или особо тяжкое преступление. Или если есть информация, что человек может совершить суицид либо представляет опасность для окружающих. Но в подобной ситуации, отмечает экс-силовик, заключенного, как правило, сопровождают три сотрудника, а не один.
— Такой способ конвоирования причиняет большие неудобства, — рассказывает Владимир. — Создаются условия максимального дискомфорта, потому что в такой позе очень тяжело, например, выходить из машины. Тем более что по правилам человек выходит из конвойной машины лицом внутрь. И конечно, передвигаться в такой позе достаточно больно.
Так как суд проходил бы по «политическим» мотивам, решение о таком обращении с заключенными, скорее всего, принималось не самими конвоирами, а пришло сверху, считает собеседник. Все это — сфера деятельности управления надзорной исполнительной деятельности (УНИД) Министерства внутренних дел, которое в том числе координирует работу конвоя, изоляторов временного содержания и специзоляторов.
— Так как все это было в Барановичах, приказ вполне может поступать из УНИД УВД, которые получили этот приказ от УНИД МВД, — уверен Владимир Жигарь. — Что касается политических, тут нет никаких правил, и сотрудники часто сами не знают, как себя вести. Им поступает команда, допустим, с этими не мелочиться, потому что будут видеокамеры или проверяющий из УНИДа, который будет смотреть за всем происходящим. Вот так они себя и ведут. Тем более там были пропагандисты, и получается такой устрашающий характер происходящего.
Вне контекста политических репрессий, отмечает экс-силовик, подход к конвоированию заключенного основывается на тяжести преступления. Сотрудник конвойной службы знает, какой проступок совершил человек, по какой статье его будут судить. И самостоятельно решает, какие меры необходимо принимать в том или ином случае.
«Сотрудники конвойной службы знают все даты судов»
Владимир Жигарь уточняет, что в работе конвойной службы есть несколько разновидностей. Так, конвой в ИВС относится к милиции общественной безопасности. В их обязанности входит доставлять людей в суд и назад по административным делам, обеспечив безопасность и охрану, перевозить заключенных в срочном порядке из одного изолятора в другой, а также встречать и отправлять на этапы.
Доставкой же из СИЗО в суд по уголовным делам и этапированием в колонию занимается конвойная служба департамента исполнения наказаний МВД (ДИН). Но если в больших городах в ИВС содержатся только осужденные по административным делам, то в маленьких все иначе. И сам Владимир имел дело в том числе с теми, кого судили по «уголовкам».
— Получалось так, что из 17 камер, например, только три-четыре — для административно задержанных. Все остальные находились там до суда либо в перерыве между этапами, — объясняет он. — То есть нет такого разделения, когда человека задержали за совершение преступления, он отсидел трое суток в ИВС и потом его переводят в СИЗО в качестве подозреваемого. В небольших городах всё по другому, там все вместе.
В крупных городах есть специализированные конвойные подразделения, объясняет Владимир. А вот в небольших часто некомплект (как правило, в конвоиры попадают в звании до старшего прапорщика), и для перевозки людей привлекают сотрудников того или иного отдела по приказу начальника.
— Сотрудники конвойной службы знают все нормы, даты судов, контролируют отправку на заседания, знают, нужен усиленный конвой или обычный, когда встречать или отправлять на этап, — описывает собеседник специфику работы. — Именно с ними следователи договариваются о проведении различного рода следственных действий. То есть они непосредственно варятся в этой кухне и иногда привлекают других сотрудников в качестве вспомогательной силы. Например, нужно отвезти в суд 15 человек, и согласно тяжести преступления их должны сопровождать 20 конвоиров. Как правило, такого количества сотрудников в регионах нет, и тогда привлекают дополнительных. К тому же среди заключенных могут быть женщины, и в таком случае необходимы сотрудницы для проведения личного досмотра и прочего.
Владимир отмечает, что работа конвоиров в СИЗО более жесткая, чем в ИВС. Так, если за время его работы конвоиры могли закрыть глаза на некоторые правила и почти всегда разрешали выходить из машины лицом, то служба при ДИН более тщательно следует нормативным актам.
— К тому же в Департаменте исполнения наказаний могут конвоировать людей с собаками. В милиции такого нет, — рассказывает собеседник еще об одном отличии. — А у них, например, во время этапа из одной колонии в другую колонию (это происходит на поезде, в прицепных вагонах), по периметру платформы могут стоять силовики с животными. Еще один момент: осужденных по административным делам не этапируют в наручниках. И даже если им станет плохо, то в больницу человек поедет самостоятельно и никто не будет пристегивать его к кровати наручниками.
«Нахождение в зале суда в наручниках — воздействие на политзаключенных»
Все детали того, как нужно переводить людей, отмечает Владимир Жигарь, регулируются как законами (например, соответствующее постановление МВД), так и внутренними правилами МВД, которые нельзя найти в открытом доступе.
— Когда человека назначают и он подписывает свои должностные обязанности как конвоира, там все это указано, — рассказывает собеседник. — И расписаны нормативно-правовые акты, которые регламентируют деятельность.
Сам процесс выглядит следующим образом. Все начинается с блокнота сотрудника, в котором записано, кого и когда нужно доставить в суд. В назначенный день с утра заполняются необходимые документы, заключенный проходит досмотр и берет с собой нужные вещи.
— Потом ему надевают «браслеты» (это обязательное условие) и ведут в специальную машину. Кстати, ее часто путают с автозаком, но она маленькая и квадратная, — рассказывает Владимир. — После этого везут в суд. Там вновь досматривают и отправляют в камеру, где конвоируемый ждет суда. Это изолированное помещение, как правило. Потом поступает звонок от секретаря суда, который говорит, в какой зал заседаний нужно отвести заключенного. Несколько сотрудников идут туда и полностью осматривают клетку, где должен сидеть обвиняемый. После этого возвращаются в конвойную комнату, докладывают и сопровождают человека в зал. Там он находится до перерыва или переноса рассмотрения дела.
При этом до начала «политических» дел, когда человека помещали в камеру в зале суда, с него обязательно снимали наручники. Доставлять ему дополнительные неудобства просто не было оснований. Поэтому нахождение в суде в наручниках Владимир Жигарь называет мерой воздействия на политических заключенных. А вот кандалы для ног, как в кино, в Беларуси практически не используют. Их могут надевать только на осужденных к пожизненному сроку.
Возвращаясь к общим правилам, собеседник отмечает: особых различий в конвоировании по полу или возрасту нет. Разве что если у человека проблемы со здоровьем, может присутствовать врач либо фельдшер.
Беларусским политзаключенным создают крайне тяжелые условия — и часто делают это намеренно. Об этом нельзя молчать. «Зеркало» добывает информацию из разных источников, чтобы рассказать, каково сейчас людям за решеткой и кто эти условия создает.
Беларусским политзаключенным создают крайне тяжелые условия — и часто делают это намеренно. Об этом нельзя молчать. «Зеркало» добывает информацию из разных источников, чтобы рассказать, каково сейчас людям за решеткой и кто эти условия создает.
«В обычной ситуации никто не перегибал палку»
— Говоря о правилах, при мне выводили людей именно так, как положено по нормативным актам, только в определенных случаях. Например, когда знали, что скорее всего, на суде будет присутствовать кто-то из УНИД, — вспоминает Владимир Жигарь. — Проверяющие смотрят, как сотрудники выполняют конвоирование, могут давать определенные вводные. Например, однажды сотрудник УНИД приклеил под скамейку в клетке зала заседаний бумажный нож. Когда его нашли, поняли, что идет проверка, и действовали без обычных поблажек.
Но когда конвоиры работали сами по себе, не перегибали палку и обычно не выполняли все нормы. Например, я уже говорил, что не заставляли выходить из машины лицом внутрь, как прописано в документах. Потому что люди, которых привозят на суд, сидят у тебя же в ИВС, и дежурным надо с ними как-то коммуницировать. К тому же жалоба от заключенного могла обернуться для сотрудников большими проблемами. Поэтому все вели себя максимально по-человечески и никогда никакой особенной жесткости не было. Могли, например, не разрешить взять определенные вещи на суд, или, бывало, не успевали привезти на обед. Но порция заключенного всегда ждала. В общем, было взаимное уважение и максимальная нейтральность, потому что никому не нужны проблемы.
По словам собеседника, возникнуть они могли довольно легко. Причем создать их могли как уже упомянутые жалобы, на которые приходилось реагировать руководству, так и попытки суицида среди конвоируемых. Такие случаи были и во время работы Владимира. Они заканчивались разбирательствами для сотрудников.
— Также случались скандалы, например, когда было переселение, и надо было организовывать спецэтапы и перевести людей в другие ИВС. В нашем случае это были Калинковичи или Наровля, — рассказывает он. — А человек, например, был против такого, и уже в дороге мог в знак протеста вскрыть себе вены. И каждая такая ситуация приводила к сложным разбирательствам со стороны того же самого УНИДа. Первый вопрос был: как он это сделал и кто недосмотрел? То есть всегда должен быть виноватый.
Желание пойти навстречу конвоируемому иногда выходило боком. Владимир вспоминает случай из Гомеля, произошедший больше шести лет назад. Тогда заключенного повезли на следственные действия, а он просил заехать к нему домой, увидеть маму и взять вещи.
— Сотрудники сказали, мол, ладно, вы вроде спокойный парень, тут все по-человечески, давай заедем, без проблем, — рассказывает представитель BELPOL. — Когда привезли, он попросил снять наручники, чтобы не быть в них при маме. Конвоиры и тут согласились. Наручники сняли, а он спрыгнул с третьего этажа и убежал. Потом его нашли, но уволили очень много сотрудников, потому что это было нарушение всех норм, прописанных в нормативных актах.
Беларусским политзаключенным создают крайне тяжелые условия — и часто делают это намеренно. Об этом нельзя молчать. «Зеркало» добывает информацию из разных источников, чтобы рассказать, каково сейчас людям за решеткой и кто эти условия создает.
Помогите «Зеркалу» продолжить работу
Станьте патроном «Зеркала» — журналистского проекта, которому вы помогаете оставаться независимым. Пожертвовать любую сумму можно быстро и безопасно через сервис Donorbox.
Всё о безопасности и ответы на другие вопросы вы можете узнать по ссылке.
