В 1994 году белорусы и украинцы на свободных выборах избрали руководителями двух «крепких хозяйственников»: директора совхоза «Городец» Александра Лукашенко и гендиректора «Южного машиностроительного завода» Леонида Кучму. Первый правит до сих пор, установив авторитарный режим. А после второго страной руководит уже четвертый по счету президент, избранный демократическим путем. Почему так произошло? Почему украинцы дважды выходили на Майдан и сейчас сопротивляются агрессии с оружием в руках, а белорусы сделали ставку на мирные выступления, снимая обувь перед тем, как стать на лавки? Разбираемся, когда и почему пути развития наших народов пошли по-разному.
Вместе в пяти государствах
Сейчас в условиях войны и российской агрессии сложно назвать белорусов и украинцев братскими народами (хотя этот штамп — прямой привет из СССР). Но история вещь упрямая — на протяжении тысячи лет белорусы и украинцы жили вместе в пяти государствах: Киевской Руси, Великом княжестве Литовском (ВКЛ), Речи Посполитой (РП), Российской империи и Советском Союзе. Это куда больше, чем с любым из соседей.
Наши национальные языки сформировались в одном пространстве. Именно потому они так похожи друг на друга (гораздо больше, чем любой из них похож на русский).
Первые принципиальные отличия появились в третьем периоде. Речь Посполитая — федерация, в состав которой входили ВКЛ и Польша — была далеко не идеальной страной. Но предки современных белорусов (речь об элите — в первую очередь, аристократии) воспринимали ее как свое государство, предки современных украинцев — по большей части нет.
Национальный и религиозный гнет (поляки, которые забрали у ВКЛ Украину, были католиками, сами украинцы — православными) спровоцировал ряд восстаний. Самое масштабное из них, под руководством Богдана Хмельницкого, переросло в освободительную войну. К середине XVI века на территории современной Украины между Днестром и Доном (в центре этой территории находится Днепр) сформировалась особая общность людей — казаки. Возникла своеобразная казацкая демократия, появился дух казацкой вольницы. Вероятно, именно в тот период начала усиливаться разница между будущими украинцами и белорусами в менталитете.
В конце ХVIII века произошли разделы Речи Посполитой. И белорусы, и украинцы попали в состав России (восток Украины оказался там даже раньше), где столкнулись с общими проблемами. В первую очередь — русификацией. Российские власти синхронно боролись с печатью книг на латинке на обоих языках, запретив ее в 1859-м. По Эмскому указу 1878 года запрещалось ввозить в Российскую империю книги на украинском, печатать на нем оригинальные произведения или переводы (кроме памятников фольклора), ставить на украинском спектакли. Также из библиотек всех училищ должны были убрать все книги на этом языке. Такие ограничения распространили и на белорусские книги.
Но между белорусами и украинцами возникло несколько принципиальных отличий.
Во времена Российской империи предки современных белорусов трижды поднимались на борьбу против Петербурга, участвуя в восстаниях 1794, 1830−1831 и 1863−1864 годов. Основным лозунгом первых двух было восстановление Речи Посполитой в своих изначальных границах, часть участников третьего восстания также выступала именно за это. То есть предки белорусов все еще не воевали за самих себя.
Лишь во время третьего восстания, которое в нашей стране возглавлял Кастусь Калиновский, произошло рождение белорусской идентичности и белорусской нации (об этом пишет историк Сергей Абламейко в книге «Каліноўскі і палітычнае нараджэнне Беларусі»). Репрессии, последовавшие после подавления восстания, сильно ударили по элите. Белорусское национальное движение было отброшено на годы назад. Кроме того, в Российской империи начались ограниченные буржуазные реформы, но территорию Беларуси они почти не затронули — во многом как раз из-за боязни властей «откручивать гайки».
Украинцы практически не участвовали в этих трех восстаниях — для них это была чужая борьба. Так получилось, что они сберегли силы для будущих времен, а экономика страны пережила меньше потрясений.
Еще один важный фактор — под властью России оказалась вся современная территория Беларуси. А вот украинцев разделили: западная часть страны попала в состав Австрии (позднее ставшей Австро-Венгрией). Это оказалось спасением: более мягкий по сравнению с Россией политический режим этой империи способствовал развитию украинского национального движения.
В Западной Украине сохранилось греко-католичество или униатство (попытка объединить две ветви христианства: православные сохранили свои обряды, но подчинялись папе римскому). Российские же власти насильно ликвидировали унию на территории своей страны в 1839 году. В Австрии она сохранилась и стала для украинцев опорой в их борьбе.
Кроме того, Австрия была в полном смысле этого слова западной, буржуазной, капиталистической страной. Нахождение в ее составе стало хорошей прививкой для части украинцев от ориентации на Москву. А вот белорусское национальное движение — после разгрома восстания Калиновского — во многом развивалось с оглядкой на Россию.
СССР: борьба масс и одиночек
Окно возможностей для белорусов и украинцев открылось во время революции 1917 года. Оба народа объявили о своей независимости, создав народные республики: БНР и УНР.
Но белорусское национальное движение было еще слабым, оно не имело поддержки среди буржуазии. В итоге белорусы так и не смогли создать свои вооруженные силы (хотя такие попытки неоднократно предпринимались), а без них защитить интересы страны тогда было нереально. В УНР были свои войска, боровшиеся — пусть и с переменным успехом — с большевиками.
Различной оказалась и степень международного признания. Заграничные миссии БНР действовали в некоторых странах, но говорить о полноценном признании республики с их стороны, увы, не приходится. Западные страны откровенно не знали о существовании Беларуси. А вот УНР признали Центральные державы (Германия и Австро-Венгрия). Украина подписала с ними мирный договор и попросила помощи в борьбе с большевиками. В результате немцы заставили Москву признать независимую Украину.
В итоге борьба обоих народов завершилась поражением. Но шансы украинцев на победу в тот момент были куда более высокими. Тем более что наши южные соседи смогли продолжить сопротивление, создав Украинскую повстанческую армию (УПА). Они ответили советской власти ее же насильственными методами, сделав ставку на террор (что мы не оправдываем, а лишь констатируем как факт).
Для части национально ориентированных украинцев фигура лидера этой организации Степана Бандеры стала символом, реальным подтверждением того, что сопротивление возможно и что их народ не покорился коммунистам. Белорусы до начала Второй мировой не смогли создать свои вооруженные организации. Попытки организовать их под крылом нацистов уже во время конфликта были обречены на провал.
Добавим, что события первой половины XX века привели к массовой эмиграции из обеих стран. Но у украинцев она с самого начала была национальной (в их диаспорах обычно сохранялись национальная культура и дух). Большинство же белорусов, уезжавших за границу в начале прошлого столетия, растворялись среди живших там россиян.
В советское время и белорусы, и украинцы столкнулись с общими проблемами: русификацией, стремлением унифицировать жителей СССР и создать единую общность людей — советский народ.
Массовые сталинские репрессии уничтожили белорусское национальное движение почти под корень. В нашей стране существовали лишь кружки, а на позднем этапе советской истории и организации несогласных (например, знаменитая фольклорная «Майстроўня»). И все же в отношении нашей страны можно говорить, скорее, о борьбе одиночек или небольших групп идейных соратников. Например, самым известным белорусским политзаключенным был уроженец Бобруйска Михаил Кукобака. Его четырежды арестовывали по политическим обвинениям, и в целом мужчина провел в тюрьмах и спецпсихбольницах тюремного типа около 17 лет.
В Украине же даже в советское время существовало куда более мощное национальное движение, чем в Беларуси. Тот же Кукобака, скорее, ориентировался на российскую интеллектуальную среду, а вот среди украинцев были те, кто выступал за независимость страны — например Левко Лукьяненко. Их движение оказалось к тому времени более зрелым и сумело сохраниться под натиском советской власти.
Программы двух «крепких хозяйственников»
В итоге к 1991 году и новому окну возможностей оба народа подошли в разных условиях и в разной форме. Украинцы к тому моменту уже массово выступали за независимость — настолько, что президент США Джордж Буш-старший заехал в Киев и 1 августа предостерег их от «самоубийственного национализма». Между тем до провозглашения независимости республики оставалось 23 дня.
В декабре того же года в Украине состоялись первые президентские выборы. Все кандидаты — и диссиденты Вячеслав Черновол и Левко Лукьяненко, и недавний секретарь украинской компартии по идеологии Леонид Кравчук — выступали за независимость. Победил последний. Неудивительно, что в Беловежской пуще, когда решалась судьба СССР, он и члены его делегации категорически выступали против предложений сохранить Союз. Первый президент страны привел на той встрече цифры: оказалось, что во всех регионах Украины подавляющее большинство людей голосовало за независимость страны (одновременно с президентскими выборами прошел референдум по этому вопросу).
Заезжать в Минск и говорить здесь о последствиях «самоубийственного национализма» у Буша-старшего в 1991-м не было никакой необходимости. За независимость фактически выступал лишь Белорусский народный фронт, не имевший в парламенте БССР тех лет большинства. Белорусский классик Алесь Адамович даже назвал нашу республику «Вандеей перестройки», имея в виду, что она крайне консервативна и неохотно принимает демократические изменения. Поэтому в Беловежской пуще белорусская делегация занимала, скорее, выжидательную позицию, наблюдая со стороны за дискуссией между Россией и Украиной.
В этих условиях и с таким бэкграундом страны пришли к президентским выборам 1994 года.
Леонид Кучма позиционировал себя пророссийским кандидатом. «Приоритетными считаю возобновление взаимовыгодных хозяйственных связей с Россией и странами бывшего СССР, <…>. Буду ставить перед Верховной Радой вопрос о вступлении Украины в экономический союз СНГ», — утверждал политик в своей предвыборной программе. «Начинать нужно с наведения порядка в собственном, родном доме. Для этого необходима дееспособная, возглавляемая президентом исполнительная власть», — говорил Кучма.
Казалось бы, с аналогичными целями шел на выборы и его будущий белорусский коллега. «Восстановление на равноправной и взаимовыгодной основе бездарно уничтоженных связей с государствами, ранее входившими в состав СССР, прежде всего с Россией и Украиной. <…> Равноправное и взаимовыгодное сотрудничество с другими странами, прежде всего с Россией и Украиной, не нуждается в особом обосновании. Этого требует не столько экономика, сколько сама жизнь», — утверждал Лукашенко в тезисах своей программы «Отвести народ от пропасти» (опубликована в июне 1994 года в «Народной газете»). Он так же, как и Кучма, говорил о «наведении жесткого порядка».
Но разница между кандидатами была серьезной. Прежде всего она заключалась в опыте: небольшой колхоз не сравним с огромным промышленным предприятием, носившим стратегическое значение для всего СССР (напомним, Лукашенко был директором совхоза «Городец» в Шкловском районе Могилевской области, Кучма — директором днепропетровского «Южмаша»). Другое отличие было в общем понимании экономики. Кучма подчеркивал, что кроме ориентации на Россию необходимо «настраивать <…> связи со странами Западной Европы и США». Лукашенко не говорил об этом ни слова.
«Развитие отраслей экономики с быстрым оборотом капитала — производство товаров широкого потребления, сферы быта, торговли — будет обеспечиваться сугубо рыночными стимуляторами», — говорилось в программе будущего второго президента Украины. Слово «рынок» у Лукашенко не упоминалось вовсе. Он лишь обещал «остановку роста цен».
Каким образом? Через «установление государственного контроля за ценообразованием». Лукашенко уже тогда заявлял, что «весь прирост прибыли за счет необоснованного повышения цен будет изыматься в бюджет, облагаться жесткими штрафными санкциями, а руководители предприятий и организаций при нарушении государственной политики цен будут привлекаться к суровой ответственности, в том числе и к уголовной». Удивительно, но даже спустя 28 лет у власти и несколько серьезных кризисов в экономике его взгляды, кажется, абсолютно не поменялись.
«Стою на том, что границы Украины — нерушимы», — заявлял Кучма. «Государственность Беларуси — не разменная монета, но и не икона», — отмечал в свою очередь Лукашенко. И это была далеко не оговорка. «На трыбуну кангрэсу я выйшаў з адной толькі ідэяй — рух да адзінай дзяржавы, найперш з Расеяй», — цитировала белорусского политика за год до выборов в 1993-м «Советская Белоруссия» (цитата по книге Сергея Наумчика «Дзевяноста чацвёрты»).
Понятно, что из программы кандидатов обычно реализуется в лучшем случае лишь часть положений. Но Кучма по крайней мере публично делал ставку на независимость, рыночную экономику, контакты не только с Россией, но и с Западом. Лукашенко же открытым текстом заявлял, что государственность — «не икона», а никакого рынка в Беларуси не будет — цены будут держать, как в Советском Союзе.
Выборы были честными в обеих странах. Большинство населения в Беларуси и Украине поддержали обоих кандидатов.
Десять лет Кучмы и Лукашенко
После победы обоих кандидатов две соседние страны стали развиваться по разным направлениям.
Лукашенко достаточно быстро реализовал свои планы на практике. После его прихода к власти случились:
- ввод силовиков в парламент и избиение депутатов, протестовавших против референдума, который все же состоялся и узаконил смену символики (флага и герба), а также государственный статус русского языка наравне с белорусским (1995);
- многочисленные нарушения при проведении двух референдумов, а также парламентских выборов (1995 и 1996), что ставит под сомнение законность их результатов;
- принятие законов, не соответствующих Конституции, что неоднократно признавалось Конституционным судом;
- монополизация государственных СМИ.
Финальной точкой стали события конца 1996 года, когда были приняты поправки в Конституцию. В реальности речь шла не о небольших изменениях, а фактически о новом документе, при котором в стране возникала суперпрезидентская республика, а баланс между различными ветвями власти был нарушен.
Кучму тоже нельзя назвать по-настоящему демократическим президентом. Именно в годы его правления сформировались условия для появления в Украине финансово-промышленных групп, из которых позже выросли бизнес-структуры украинских олигархов — их влияние долгие годы будет тормозом для реформ в стране.
Но при этом Кучма не стал устанавливать авторитарный режим и переписывать под себя основной закон. В 2004-м он не стал баллотироваться на третий срок, что было запрещено Конституцией — хотя формулировки Конституционного суда давали ему такую возможность. «Я хочу посмотреть на Украину без Кучмы вместе с вами», — сказал политик. В том же году он резко выступил против силового подавления протестов: тогда в Киеве проходил первый Майдан.
С одной стороны, дальнейшее развитие Беларуси и Украины определили собственные представления Лукашенко и Кучмы о будущем своих стран. К примеру, первый сделал все возможное, чтобы белорусский язык потерял статус единственного государственного — он сам, без влияния со стороны, инициировал соответствующий референдум. Кучма в похожей ситуации поступил совершенно иначе. В октябре 2002 года Госдума России приняла обращение к Верховной Раде Украины, в котором говорилось о необходимости придать русскому языку статус второго государственного. В ноябре спикер российского парламента Геннадий Селезнев заявил, что «придание русскому языку официального статуса укрепит многовековые традиции русско-украинского двуязычия».
Но Кучма выступил категорически против. «Главным языком общения на Украине был, есть и будет украинский язык», — подчеркнул он. При этом Кучма заверил, что Киев «делает все возможное для нормального развития русского языка в рамках программы поддержки культуры национальных меньшинств», и пообещал, что русскоязычные граждане на Украине никогда не будут чувствовать себя ущемленными в каких-либо правах.
Но с другой стороны решения главы любого государства зависит от готовности общества поддерживать или противостоять их реализации.
Действия Лукашенко по слому Конституции в 1994—1996 годах прошли при молчании большей части общества — активно протестовало меньшинство. Хотя возможно, что благодаря позиции последнего начатый процесс интеграции с Россией все же не привел к полной потере суверенитета. Но в остальном общество смирилось с предложенными Лукашенко изменениями, не видя необходимости бороться за демократию, рынок, национальные язык и культуру.
«Первый референдум (1995 года) как-то прошел мимо меня. Мне казались бессмысленными, дешевыми все эти вопросы: ну как можно на них завоевать себе авторитет?! Но напрямую меня и мое министерство они практически не затрагивали. И меня оставили в покое. Было понятно, что Лукашенко выиграет, но работать мне не мешали», — писал в мемуарах «Работа над ошибками» экс-министр сельского хозяйства Беларуси Василий Леонов. В этих словах — квинтэссенция отношения государственной элиты к собственной культуре и уровень ее национального самосознания, практически уничтоженного к этому времени.
В Украине наблюдалась другая ситуация. Далеко не факт, что в быту Кучма общался на родном языке. Но в обществе существовало понимание: государственным должен быть только украинский, иначе он начнет исчезать из употребления (что и произошло с белорусским).
1994-й — ключевая развилка для белорусов и украинцев
Президентство Кучмы (1994−2004) и те же десять лет правления Лукашенко оказались одной из последних развилок в украинской и белорусской истории, после чего страны пошли в совершенно разных направлениях.
В условии слабости демократических институтов, низкого самосознания, глубокого экономического кризиса и ностальгии по Советскому Союзу белорусское общество сделало выбор в пользу авторитарной модели. Во многом это решение оказалось предопределенным всей логикой предыдущего развития страны на протяжении нескольких веков: популист Лукашенко олицетворял запрос значительной части общества в то время.
Но все же именно особенности личности белорусского президента, его стремление сохранить власть любой ценой, уничтожив все другие легитимные институты, оказались решающими в том, что выбранная модель существует уже почти три десятилетия.
Украинцы также столкнулись с проблемами в экономике и другими факторами, о которых шла речь выше. Но у них к концу XX века был более высокий уровень самосознания, а еще понимание выстраданности свободы, за которую довелось заплатить тысячи жизней. Например, борясь с УПА, советские власти в послевоенное десятилетие убили в Западной Украине 153 тысячи человек, арестовали более 134 тысяч, навечно выслали из пределов республики более 203 тысяч. Выходит, что, только по официальным данным, суммарно на западе Украины репрессиям подверглись более полумиллиона человек — пострадала каждая третья-четвертая семья.
Кучма, пожалуй, мог попытаться пойти по пути Лукашенко. Разумеется, он столкнулся бы с серьезным сопротивлением общества и, весьма вероятно, проиграл бы. Но, к счастью, он даже не пытался это сделать. В 2004-м политик мирно передал власть победившему на выборах Виктору Ющенко. Общество, вышедшее на победившие в итоге протесты, получило прививку от авторитаризма — это позволило ему побороть попытку Виктора Януковича в 2014-м повернуть страну вспять и установить диктатуру.
Но — важное обстоятельство — наши южные соседи делали все это, не имея дела с авторитарным государством. Они уже почти четверть века жили в стране, где свобода впиталась в сознание целого поколения. Обратный пример — попытка протестов в оккупированных Россией украинских городах в 2022-м, где местные жители столкнулись с вооруженным насилием, после чего активности — так же, как и двумя годами ранее в Беларуси — были закатаны в асфальт.
В 1994 году белорусы в большинстве своем не обратили внимания на тревожные знаки, которых можно было заметить в выступлениях Лукашенко. Слова о жестком контроле над экономикой или угрозы суверенитету не так волновали жителей страны, как продолжающиеся экономические и социальные проблемы. Сделанный после этого выбор уже было невозможно «открутить» из-за особенностей самого Лукашенко, готового держаться за власть любой ценой.
В том же 2004 году, когда в Украине случилась Оранжевая революция, после которой Кучма окончательно отправился на пенсию, Лукашенко провел в Беларуси референдум, прошедший с многочисленными нарушениями. Это позволило ему вновь изменить Конституцию и выдвигать свою кандидатуру на выборах неограниченное количество раз. После этого окно возможностей для Беларуси закрылось окончательно. Немногочисленные протесты 2004-го, а также более массовые выступления в 2006 и 2010 годах ни к чему не привели: шанс что-то изменить был потерян еще за десять лет до этого.
События 2020 года стали для белорусов попыткой экстерном сдать невыученный урок и одним махом сократить дистанцию, которую за долгие десятилетия, если не века, прошли украинцы. Что произошло дальше, вы знаете сами.
