Александр Лукашенко подписал проект закона, по которому за покушение на совершение актов терроризма может грозить исключительная мера наказания — расстрел. «Такие дела легко сфальсифицировать», — предупреждают юристы. За примерами далеко ходить не надо: в Советском Союзе аналогичные законы обернулись против самих исполнителей, в итоге приговоренных к смертной казни. Рассказываем истории довоенных руководителей спецслужб СССР и Беларуси.
Убийство Кирова — повод к террору
Репрессии в Советском Союзе начались практически сразу после прихода большевиков к власти. Но на новый уровень они вышли в 1934 году. 1 декабря был убит Сергей Киров, один из соратников Сталина. Это стало поводом для начала террора. В тот же день было подписано постановление «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик», которое сыграло важную роль в организации и юридическом обеспечении массовых репрессий.
Расследование и рассмотрение дел о «террористических организациях и террористических актах против работников советской власти» (все или практически все из них были сфабрикованы) предусматривалось:
- заканчивать не более, чем за десять дней;
- обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде;
- слушать дела без участия сторон;
- не допускать кассационного обжалования приговоров и подачи ходатайств о помиловании;
- приводить приговор в исполнение немедленно.
В советском законодательстве появился термин «член семьи изменника родины» — такие люди подлежали аресту и осуждению автоматически.
За полгода до этого, в июле 1934 года, был образован Народный комиссариат внутренних дел СССР, который возглавил Генрих Ягода. При этом руководителе в стране появилась система исправительных лагерей — ГУЛАГ. Ягоду обвинили в союзе с «правыми» (группой большевиков, выступавшей против политики Сталина), заговоре против советской власти, в убийствах Кирова, своего предшественника Вацлава Менжинского, писателя Максима Горького, покровительстве шпионам и так далее.
Партийный работник Борис Бажанов, бежавший за границу, рассказывал в своей книге «Я был секретарем Сталина» о диалоге, случившимся на публичном процессе.
«Скажите, предатель и изменник Ягода, <…>, вы не испытываете ни малейшего сожаления о сделанном вами?» — спросил бывшего главу НКВД обвинитель Вышинский. «Да, сожалею, очень сожалею…», — ответил экс-министр. «Внимание, товарищи судьи. Предатель и изменник Ягода сожалеет. О чем вы сожалеете, шпион и преступник Ягода?» — спросил прокурор. «Очень сожалею… Очень сожалею, что, когда я мог это сделать, я всех вас не расстрелял», — ответил обвиняемый.
Впрочем, в стенограмме процесса этого диалога нет.
Среди обвиняемых по тому же делу Ягоду расстреляли последним, а до этого посадили на стул и заставили смотреть, как отправляют на тот свет других. Перед расстрелом новый нарком внутренних дел Ежов велел начальнику кремлевской охраны избить Ягоду: «А ну-ка дай ему за всех нас».
Создателя ГУЛАГа до сих пор не реабилитировали. Его дело все еще засекречено.
В это же время наркомом внутренних дел Беларуси являлся уроженец Бреста Израиль Леплевский (1934−1936). В отличие от своего начальника он остался у власти и после его ареста.
Леплевский руководил репрессиями в Украине, участвовал в следствии по делу военных (дело Тухачевского и других). Но в 1938-м арестовали и его. Суд над чекистом продолжался 20 минут. Он признал себя виновным в участии контрреволюционной организации, массовых репрессиях, работе по инструкциям польского агента. Леплевского расстреляли и не реабилитировали.
Гомосексуал и агент четырех разведок
В 1936-м новым руководителем НКВД СССР стал Николай Ежов. При нем репрессии достигли пика, но самого «кровавого карлика» — рост этого человека составлял 151 см — это не спасло. Ежова обвинили в шпионаже сразу на четыре страны: Польшу, Германию, Англию и Японию. А также в том, что он возглавил антисоветский заговор в НКВД и строил планы государственного переворота. 7 ноября 1938 года Ежов и его соратники якобы планировали теракты против руководителей страны во время демонстрации на Красной площади.
Еще одним обвинением стал гомосексуализм (в конце 1933 года в СССР было решено распространить уголовную ответственность на мужеложество — статью добавили в Уголовный кодекс РСФСР 1 апреля 1934 года в раздел «половые преступления»: за «добровольный» половой акт между двумя мужчинами осуждали на срок от трех до пяти лет лагерей, а за мужеложство с применением насилия — от пяти до восьми). Нарком признавался, что склонность к однополой любви у него появилась в 15 лет. Это не было секретом: из тюрем в его адрес шли письма, в которых Ежов именовался «папой» (активно-пассивным партнером), «петухом», «козлом», «чушком» и так далее. В обвинительное заключение попала следующая формулировка: «Действуя в антисоветских и корыстных целях, Ежов организовывал убийства неугодных ему людей, а также имел половые сношения с мужчинами (мужеложество)». Руководителя НКВД так и не реабилитировали.
При Ежове белорусские спецслужбы возглавляли Григорий Молчанов (1936−1937), Борис Берман (1937−1938) и Алексей Наседкин (1938). Всех троих расстреляли, ни один из них не был реабилитирован.
Бермана, например, признали одним из руководителей антисоветской террористической организации и агентом немецкой разведки. За ходом следствия по его делу следил лично Сталин. В его архиве хранится направленная ему копия допроса Бермана. Согласно сценарию НКВД, тот являлся агентом немецкой разведки с 1933 года и «систематически передавал ее представителям секретные материалы о следственной и агентурной работе НКВД и состоянии Вооруженных сил СССР на западной границе».
Берия и его преемники
В 1938-м новым наркомом стал Лаврентий Берия. Но в 1943-м НКВД разделили. Органы внутренних дел продолжили существование, при этом спецслужбы передали в ведение созданного народного комиссариата (затем министерства) госбезопасности СССР. Его возглавлял Всеволод Меркулов (1943−1946), впрочем, являвшийся ближайшим соратником Берии.
Судьба этих людей оказалась схожей. В марте 1953-го, после смерти Сталина, министерства вновь объединили в единое МВД. Его тоже возглавил Берия. Но уже 26 июня министра арестовали в Кремле. По предложению генпрокуратуры дело рассматривалось в порядке, установленном в 1934-м году — по тем же законам, которыми руководствовались в своей работе обвиняемые.
Всемогущего министра обвинили в стремлении:
- захватить власть;
- «установить тайную связь с [лидерами Югославии] Тито и Ранковичем» (вскоре советское руководство помирилось с этими политиками);
- отказаться от строительства социализма в ГДР;
- а также в шпионаже за партийными чиновниками и прослушивании их кабинетов, работе на зарубежные разведки еще в 1919—1920 годах (сам Берия объяснял, что внедрился в ряды противников по заданию руководства).
Министра первым из силовиков обвинили в причастности к репрессиям: «применялись незаконные аресты, фальсификация следственных дел, истязания и пытки арестованных для получения клеветнических показаний, совершались террористические убийства под видом осуждения за контрреволюционную деятельность». Но тогда об осуждении репрессий речи не шло. Это произойдет только в 1956-м на ХХ съезде партии. В случае же с Берией разговор шел лишь об отдельных «перегибах».
Среди прочего, его обвинили в «моральном разложении» (наличии многочисленных любовниц).
В сентябре 1953 года по этому же делу арестовали и Меркулова. Его обвинили в «измене Родине, совершении террористических актов и участии в контрреволюционной изменнической заговорщической группе». В своем последнем слове министр просил снять с него «контрреволюционные статьи» и судить его по другим статьям Уголовного кодекса, но ему отказали.
Уже 23 декабря обоих экс-министров расстреляли.
Ранее, в 1946-м, Меркулова на посту министра госбезопасности сменил Виктор Абакумов. Спустя пять лет его задержали. Абакумова пытали, держали на морозе и в конце концов превратили в инвалида, но тот ни в чем не сознался.
Первоначально Абакумова обвинили в том, что он тормозил расследование по ряду расследований, в том числе по «Ленинградскому делу» (серия судов над партийными деятелями из Ленинграда, которых обвинили во вражеско-подрывной работе и коррупции, а также использовании служебного положения в личных корыстных целях). А после смерти Сталина ему поставили в качестве претензии все то же «Ленинградское дело» — вот только уже не торможение его расследования, а фабрикацию. И на сей раз обвинение, вероятно, соответствовало действительности.
В 1954-м Абакумова расстреляли, обвинив в измене Родине, вредительстве, террористическом акте и участии в контрреволюционной группе.
Он оказался единственным из бывших наркомов, чье дело пересмотрели уже после развала Советского Союза. Генпрокуратура России подтвердила, что министр и его соратники «систематически злоупотребляли властью, что выразилось в фальсификации уголовных дел и применении незаконных мер физического воздействия при производстве предварительного следствия». Но отметила, что эти действия подпадают под статью «воинские должностные преступления — злоупотребление властью при наличии особо отягчающих обстоятельствах». Задним числом министру отменили расстрел и приговорили его к 25 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях.
Кстати, в 2018 году это не помешало властям самопровозглашенной ЛНР поместить Абакумова на новую марку.
В те же годы белорусские спецслужбы (1938−1951) возглавлял Лаврентий Цанава: как нарком НКВД, а затем как министр госбезопасности. После смерти Сталина его арестовали, обвинив в контрреволюционной деятельности. В том числе ему ставили в вину участие в убийстве прославленного артиста Соломона Михоэлса. До приговора Цанава не дожил, умер в тюрьме.
В результате выжить повезло лишь тем руководителям советской госбезопасности, кого назначили незадолго перед смертью Сталина. В СССР это Семен Игнатьев (1951−1953), в БССР — Михаил Баскаков (1952−1958), которые после отставки работали на менее значительных должностях.
Руководители белорусской госбезопасности не пережили сталинскую эпоху. С 1918 до 1952 годы Чрезвычайную комиссию (ЧК) — Государственное политическое управление (ГПУ) — НКВД — Министерство госбезопасности (МГБ) возглавляли 17 человек. Все они стали жертвами репрессий. Но лишь один из них потенциально мог умереть в своей постели. Речь об Александре Ротенберге, возглавлявшем ЧК БССР в 1920−1921 годах. В 1943-м его исключили из партии, а дальнейшая судьба этого человека осталась неизвестной. Но на деле за такой процедурой чаще всего следовал арест — можно предположить, что Ротенберга задержали и расстреляли, а документы об этом не сохранились. Так что, возможно, чекист повторил судьбу всех своих коллег: они репрессировали людей, но сами стали жертвами применяемых законов.